Отвлечемся от России и поговорим про мировую экономику. Оливье Бланшар прочитал лекцию в LSE об идеальном шторме деглобализации (Econs пересказал ключевые моменты).

Бланшар видит 5 сил деглобализации.

1. Перераспределительные эффекты глобализации мировой торговли. Да, либеральный режим международных торговых отношений в целом способствовал среднему росту благосостояния, но если декомпозировать этот процесс внутри стран, можно увидеть, что здесь есть не только выигравшие, но и проигравшие: речь о потернянных рабочих местах, которые образовались в силу того, что внутреннее производство не смогло выдержать конкуренцию с импортом. Изначально предполагалось, что если общий эффект окажется положительным, то выгоды от глобализации можно перераспределить, но на практике - это крайне непростая задача. Сейчас ситуация обострилась по простой причине: процесс стал более заметен. Яркий пример - "Китайский шок" для американской экономики. Проблема, однако, здесь в том, что в поисках компромисса между перераспределением выгод и эффективностью зайти можно очень далеко.

2. Экономическая безопасность. Ситуация, когда страны тесно интегрированы друг с другом, если в одной произошло наводнение, то другие страны не получат из неё товары. Особенно ярко имеющуюся хрупкость подсветил коронакризис. Это, конечно, аргумент в пользу переноса производств ближе к своей экономике, чтобы ограничить риски сбоя поставок. Но и здесь возможны существенные злоупотребления. Бланшар рекомендует оставить такие решения фирмам, а не политикам, они лучще понимают, как именно поступать в складывающихся условиях.

3. Национальная безопасность. Проблема похожа: впоне понятно, почему страны не хотят зависеть от редких ресурсов, которые локализованы на определенных территориях. Но и здесь есть широкое пространство для злоупотреблений: Бланшар приводит пример U.S. Steel, покупку которой японской компанией пытаются заблокировать американские власти под эгидой национальной безопасности. А это в контексте производства стали не имеет никакого смысла.

4. Промышленная политика. Бланшар отмечает, что де-факто - это разновидность коммерческой войны, субсидирование отраслей создает им конкурентные преимеущества. Это осмысленно для секторов с возрастающей отдачей в зарождабщихся отраслях (об этом, к слову, и я постоянно говорю в контексте экономического роста), но чаще такие практики используются вообще не по назначению. Напротив, поддержку получают отрасли, которым она не нужна.

5. Борьба с изменением климата. США и ЕС выбрали разные пути. США больше про субсидирование ВИЭ, ЕС больше про рост издержек для традиционной энергетики. Это создает разрыв в конкурентноспособности между фирмами США и ЕС, что является точкой напряженности.

Последствия "идеального шторма".

Бланшар указывает на две противоположные точки зрения.

Первая (сторона спроса): будет меньше экспорта, потому как потерян доступ к некоторым рынкам, будет и меньше импорта по тем же причинам. В итоге процессы уравновесят друг друга. И ничего страшного не произойдет.

Вторая (сторона предложения): катастрофа, потому как если не получится импортировать какой-то важный минерал, то не выйдет произвести автомобиль, рухнет или деградирует целая отрасль. И такие эффекты возможны много где.

Сам Бланшар считает, что истина находится между этими точками зрения. В качестве аругмента приводится ситуация в Германии, где катастрофы не случилось (я тоже говорил, к слову, что её не будет, но без потерь не обойтись).

"Мы выживем, конечно, просто жизнь станет значительно сложнее", – заключает Бланшар. Шоки предложения, торговые войны, повышение тарифов, временная недоступность тех или иных товаров - это такая новая реальность.

Но пока что масштабной деглобализации не произошло. ТНК не стремятся активно решориться и френдшориться, потому как полагают потери производительности от таких процессов слишком большими. Но на вопрос "Что же будет дальше?" даст ответ только время.

На мой взгляд, что истина так и продолжит находиться где-то по середине.

Он просто не пробовал искать статьи на elibrary.ru в РИНЦ

https://www.tg-me.com/longviewecon/2894

Инновации и экспортная ориентация

Экспортоориентированные компании проводят модернизацию, потому как они конкурируют с крупными международными компаниями за рынки сбыта. В таких условиях хочешь - не хочешь, приходится быть эффективным и прогрессировать. Достаточно вспомнить Японию, Южную Корею и Китай. Это выполняется в том числе и в России, несмотря на отсутствие в строгом смысле промышленной политики (которая позволяет подобные процессы форсировать).

Примеры есть в нефтегазе, есть в атомной промышленности, есть в IT. Из самого свежего – Норникель. Компания и раньше показывала результаты в части инноваций, например, несколько лет входила в список 100 самых инновационных компаний мира по версии Forbes (из российских компаний там бывал еще Магнит, пока принадлежал Галицкому). Сейчас Норникель реализует программу инвестиций в промышленные активы. Большая часть этих инвестиций направлена на повышение производительности и надежности добычи и металлургии в Норильске, который для компании всегда будет оставаться ядром создания стоимости.

В настоящий момент значительная доля продаж готовой продукции Норникеля идёт на экспорт. Основным рынком сбыта стала Азия, на неё приходится примерно 49% общей выручки норильских металлургов. Это обусловлено спросом со стороны азиатской промышленности (сплавы, прокат, автомобильные катализаторы).

В планах компании, в том числе, и открытие медноплавильного завода в Китае. Всё это – часть единой стратегии, которая ставит в качестве важного приоритета экспортную ориентацию и активное участие в международных цепочках создания добавленной стоимости.

Конечно, это достаточно традиционный для российской экономики рынок (сырьевой). Тем не менее, экспортная ориентация влияет на необходимость внедрения инноваций в России. Это можно видеть на том же норильском комбинате в виде Серной программы, где реализованы передовые экологические технологии, а также на Быстринском Горно-обогатительном комбинате в Забайкалье, на котором также планируется расширение производства.

Увеличение роста и подъём производства возможны тогда и только тогда, когда в наличии конкурентные стимулы. Субсидии национальному производителю явно не являются достаточными. Мягкие бюджетные ограничения требуют жестких вызовов и внятных целей.

​Мои друзья из Центра Адама Смита при содействии московских либертарианцев приглашают 20 июня 2024 года в 19:00 на презентацию книги первого министра экономики Российской Федерации (1992-1993) Андрея Нечаева «Как мы делали реформы».

В своей книге Нечаев рассказывает как проходили экономические реформы в России в постсоветский период, что удалось сделать и какие ошибки были допущены. Вход бесплатный, но требуется регистрация.

Адрес:

Пространство ТЭЦ
Большой Староданиловский пер., 3, стр. 3 (этаж 2), Москва
м. Тульская

Сам книгу я ещё не читал, но тема мне интересна, поэтому обязательно прочту и поделюсь своим мнением позже. А пока советую сходить на презентацию.

https://tsentr-adama-smita.timepad.ru/event/2930202/

Буквально я, когда рассказываю своему тестю, бате и возрастным подписчикам об экономической истории 80-90-х.

За мем спасибо @USSResearch

Трансмиссия не работает?

Много сообщений в последние время о том, что высокая ставка не помогает охладить кредитование и экономику. Смотрите, мол, ставка уже давно 16%, а кредит продолжает расти как не в себя.

И вообще чем выше ставки, тем больше кредита, ММТ по-русски и все дела.

На самом деле, нет. Просто ставка — это инструмент рыночный. И эффективно работает в рыночных условиях.

Возьмем, например, ипотеку — уберем из нее все льготное и посмотрим, что произошло за год. Напомню rule of thumb: изменение ставки на 1 пп. меняет спрос на ипотечные кредиты на ~10%, при прочих равных.

• В 1П 2023 г. средняя ставка по рыночной ипотеке была 11%, а банки выдали рыночных ипотечных кредитов на 1,2 трлн руб.

• В 1П 2024 г. средняя ставка подскочила до 17% (+ 6пп.). Что произошло с выдачами? Они упали до 0,5 трлн руб. (-60%).

Так что хорошо все с трансмиссией: рыночный инструмент влияет на рыночные сегменты, как и должен.

А то, что в экономике много нерыночного и всякого прочего бюджетного, ну тут уж извините. Это вопрос не к процентным ставкам.

@helicoptermacro

Вместе с подписчиками заметили несоответствие данных в посте Кирилла Родионова касательно акцизных поступлений. Я написал об этом Кириллу, он внес правки. Общая логика возражений не меняется, но уточнение данных - это важно.

https://www.tg-me.com/kirillrodionov/973

Давайте по трансмиссии и ставочке проговорим кое-что еще (пост сложный, я предупредил).

В майском комментарии Банка России "Денежно-кредитные условия и трансмиссионный механизм денежно-кредитной политики" отмечается продолжение роста корпоративного кредита (правда, темп роста замедлился), а также рост спроса населения на кредиты (кредитные карты, краткосрочные кредиты, льготные программы и автокредиты).

Получается, что ставка не работает? Не совсем.

Чтобы объяснить этот феномен требуется углубиться в теорию потребления. Если коротко, то потребитель дисконтирует свои доходы и потребление на всем горизонте жизненного цикла (можно и на бесконечном горизонте смотреть, но это особо сути не меняет). При этом потребители могут быть разными.

Ключевыми параметрами здесь выступают: реальная ставка сбережений и займов (для удобства её можно объединить, потому что для нас важно движение ставок, их величина тоже важна, но всегда рост ставок по займам и по депозитам происходит синхронно), текущий и будущие доходы, а также субъективная норма дисконтирования.

Остановимся на последней.

Субъективная норма дисконтирования - это величина, которая показывает, насколько потребитель ценит текущее потребление относительно будущего. Если она высокая, то текущее потребление в приоритете. Если низкая, наоборот.

Но потребитель смотрит на соотношение всех параметров.

Если реальная ставка (r) больше субъективной нормы дисконтирования (δ) - r > δ, то потребитель будет сберегателем (предпочитает наращивание потребления в будущем относительно текущего периода). На таких потребителей ставка УЖЕ работает. Они меньше тратят, больше сберегают (правда все равно могут оформлять кредитные карты, где есть льготный период, снимать деньги с них и размещать на депозит, что дает им "бесплатные" деньги на период действия льготного периода).

Если r < δ, то потребитель продолжит брать займы, для него текущее потребление важнее будущего. Это классический заёмщик.

А если r = δ, то потребитель будет стремиться выравнивать потребление на всем горизонте планирования (нейтрал).

То есть размер ставки по-разному сказывается на разных потребителях. Чем ниже значение δ, тем меньшее повышение ставки нужно, чтобы человек выбрал сберегательную модель. И это мы еще не учли изменение других параметров, а это важно. То есть я взял ситуацию, когда нет увеличения постоянного дохода (важно, что не временного).

Что будет с каждым из видов потребителей, если все уверены, что в будущем постоянный доход будет расти (ЦБ, например, такой оптимизм отмечает)?

Все увеличат потребление. Но каждый в разном объеме. Для сберегателей - это будет самый наименьший прирост текущего потребления, большую часть прироста он направит на сбережения, объем кредитов упадет. Нейтралы увеличат потребление на всем горизонте планирования в равной степени, по кредитам будет нейтральный эффект. А вот заемщики увеличат текущее потребление, в том числе за счет роста кредита.

Таким образом, в плане трансмиссии ставки на потребителей важно учитывать то, как именно распределены сберегатели, нейтралы и заемщики среди всех агентов. Если для кого-то эффект ставки уже перекрывает эффект дохода, то для кого-то это по-прежнему не так. А еще у нас здесь эффект дохода. И судя по всему, он доминирует рост ставки. Важно, впрочем, отметить, что повышение ставки - это в любом случае снижение потребления, но вопрос заключается в том, относительно какого уровня. В данном случае относительно того, который бы наблюдался без изменения ставки вообще.

В складывающихся условиях я ожидаю не только роста ставки в июле, но и ужесточение неценовых параметров кредита (то, что мы называем макропруденциальными мерами, т.е. ужесточение требований к заемщикам).

Схожий эффект наблюдается и у фирм, о чем я писал здесь. Короче говоря, опять сложно быть одноруким экономистом. При этом исходный тезис о рыночных ставках, я разделяю.

Почтенный мэтр Василий написал пост про КНДР (и почему радоваться предстоящей дружбе особо не стоит), но, как это обычно бывает, на один короткий текст пришлось слишком уж много мыслей и идей. В частности, Василий поднимает проблему связи экономического роста и демократии/диктатуры.

Не буду разбирать приведенные примеры, они сами по себе вряд ли являются как доказательством, так и опровержением гипотезы наличия подобной связи (о статистических аргументах хорошо написано здесь). Мне интересны исследовательские проблемы, с которыми сталкиваются исследователи таких вопросов.

Первый пласт проблем в вопросе связи между темпами экономического роста и демократией (или величиной ВВП на душу и демократией) - это собственно количественная формализация понятия "демократия" (как и понятия "диктатура"). Как именно нам обнаружить связь на большом наборе данных, когда с одной стороны у нас есть конкретная величина (темпы экономического роста), а с другой калейдоскоп очень разных политических режимов, которые лишь формально поделены на определенные группы (например, "либеральная демократия", "электоральная демократия", "электоральная автократия" и "закрытая автократия")?

Каждая группа имеет свои границы, но такие индексы очень условны. Например, Венгрия с 2019 года - электоральная автократия, Сербия с 2011. При этом обе страны, согласно тем же данным, относительно недавно были не то, что электоральными, а самыми что ни на есть либеральными демократиями. Напомню, что Россия так же относится к электоральной автократии. Но не кажется ли вам, что такой рейтинг как-то не совсем корректно отображает сходства и различия между такими разными политическими режимами? Мне определенно кажется. И кажется, с такими данными работать очень проблематично.

Второй пласт проблем: даже если мы добудем статистический аргумент в пользу того, что тип политического режима и темпы экономического роста/уровень развития страны связаны, насколько мы уверены в том, что именно демократизация политического режима выступает в качестве причины более высоких темпов экономического роста/уровня развития? Быть может причинно-следственная связь здесь совершенно иная: высокий уровень развития и высокие темпы роста делают возможными демократизацию, которая сама по себе явялется товаром роскоши (позволить себе такое могут только относительно богатые общества).

Да, у нас есть вполне убедительная теория, которая подчеркивает значимость институтов либеральных демократий для роста, но, увы, получить убедительные эмпирические свидетельства крайне проблематично.

Ранее, я публиковал перевод отличной статьи "Почему не весь мир богат?" Дитриха Волларта. И там указанная мной проблематика раскрыта шире. В одной из заключительных частей перевода есть в том числе и намек на позитивный в научном смысле результат тяжелой работы поиска связи между демократизацией и экономическим ростом. Результаты по-прежнему скромные, но работа, несмотря на сложности, продолжается.

Всё своё… переводим без комиссии 🙌🏻

В МТС Банке отменили плату за переводы до 3 млн ₽ в месяц со счёта ИП на свой счёт физлица.

📌 Откройте счёт, распоряжайтесь выручкой, закупайте товары и оплачивайте расходы как удобно. Потому что в бизнесе есть задачи поважнее.

А еще можно открыть расчётный счёт в юанях для торговли с Китаем. Получить полный комплекс решений для ведения бизнеса на маркетплейсах. Положить деньги на депозит со ставкой 14,67% годовых для будущих свершений. А может, завести бизнес-карту с кешбэком 5% на такси?

Со всем этим в МТС Банке тоже помогут.

Начните с открытия расчётного счёта по ссылке 😏

Интересная серия постов от Russian Economic History, посвящённая здоровью советских людей и недофинансированию советской медицины.

Удручающая статистика по здоровью и продолжительности жизни: https://www.tg-me.com/rusecon/247

Причины такого положения дел (плохая экология - воздух и вода; алкоголизация):
https://www.tg-me.com/rusecon/248

Недофинансирование, нехватка оборудования и лекарств на примере ленинградского здравоохранения 70-х:
https://www.tg-me.com/rusecon/251

Бонусом пикрил - результаты проверки системы здравоохранения в октябре 1988 г. В каждой второй больнице СССР нет горячей воды, в каждой седьмой - нет воды вообще.

В общем, в очередной раз убеждаюсь, что 90-е - это не эпоха, которая возникла сама по себе на пустом месте, а самый что ни на есть больной ребёнок больных 80-х.

Советское социальное государство — наш ответ welfare state

Продолжаю мини-цикл о социальной политике в России. Сегодня расскажу о том, как она выглядела в советский период нашей истории — откуда растут ноги у отечественного «социального государства».

Начнем с вводных данных. Советский Союз был огромной и очень разной страной: в его составе были и высоко урбанизированные европейские территории с относительно высокой продолжительностью жизни и низкой рождаемостью, и сельские южные, где все наоборот. Разные климатические условия, плотность населения, неравномерное расположение природных богатств — это вынуждало государство активно перемещать огромные массы людей туда-сюда и перераспределять средства. Сверху накладывались демографические ямы — последствия трагических событий первой половины XX века. Управлялось все это неэффективным и сверхцентрализованным социалистическим государством.

Кратко пробежимся по истории развития социальной политики в СССР — только азы. В дореволюционной России социалка была минимальной и касалась в основном рабочих промышленных предприятий. Коммунисты на протяжении 1920-30-х вводили базовые социальные выплаты для безработных и инвалидов, а также постепенно расширяли категории граждан, которым были положены пенсии. Говорить о каком-то советском государстве всеобщего благосостояния можно лишь после конца Второй мировой войны — в стране появились миллионы сирот, инвалидов и жертв боевых действий, которые нуждались в материальной помощи. С 1950-х годов базовой социалкой были покрыты уже большинство граждан. Далее с развитием советской экономики, а вместе с ней ростом продолжительности жизни, стремительной урбанизацией и бейби-бумом 1960-х социальная политика охватывала все большие и большие группы населения — теперь в фокусе государства оказывались не только старики, но и молодые нуклеарные семьи с работающими матерями.

Советскую модель welfare state сложно классифицировать с точки зрения тех подходов, о которых я рассказывал ранее. Прежде всего, потому что они основаны на опыте стран с демократическим режимом и рыночной экономикой. В СССР при авторитаризме и социалистической экономике государство полностью замыкало социальную сферу на себя, а в отсутствие конкурентной политики широкие слои населения не влияли на выработку конкретных мер.

Авторы характеризуют такую модель как патерналистскую — никакого рынка и третьего сектора, только этатистский хардкор. Она стояла на двух базовых принципах:

- Ставка на неденежные социальные льготы для множества разных групп населения вроде бесплатного проезда в транспорте, путевок в лагеря, санатории и т.д.
- Привязка к месту работы и распределение на уровне госпредприятий — твое трудоустройство определяло, какой спектр услуг и льгот ты будешь получать и какого они будут качества. Несложно догадаться, что социалка у колхозника из средней полосы России, инженера на оборонном предприятии или партийного работника в Москве была у каждого своя.

Также советскую систему можно назвать универсалистской — «бесплатная» или существенно субсидируемая социалка с равным доступом для всех граждан. Как вы уже знаете, финансирование универсалистской модели требует много денег — при рыночной экономике это решается с помощью высокого уровня перераспределения ресурсов через налоги. При социализме, где государство полностью управляет рынком труда и принуждает всех граждан работать, люди расплачивались за социалку сомнительного качества впахивая за копеечные зарплаты там, куда отправит начальство. Советская социальная сфера почти вся финансировалась из бюджета — примерно на 70%, остальное перекидывалось на плечи госпредприятий.

С крахом советской экономики рухнула и ее социальная политика — новые государства объективно оказались не способны тянуть столь дорогую систему. РФ пришлось внедрять новые подходы в новых условиях, о чем пойдет речь в следующем посте этого цикла. А пока можете снова пробежаться по тексту, загибая пальцы каждый раз, когда будете встречать знакомые вам по современной жизни элементы советской социалки.

👆Структура мирового энергобаланса в период с 1800 по 2020 гг.

Нетрудно заметить три энергоперехода: от дров – «традиционной биомассы» – к углю (середина XIX века); от угля – к нефти и газу (середина XX века); от нефти и газа – к ВИЭ (начало XXI века).

Источник данных – портал Our World in Data со ссылкой на ежегодник Energy Institute (в прошлом – BP) и подсчеты Вацлава Смила, представленные в книге Energy Transitions: Global and National Perspectives.

В тему намечающегося третьего энергоперехода.

Английский экономист Уильям Стенли Джевонс в 1865 году написал работу «Угольный вопрос». Джевонс заметил: замена менее эффективных паровых двигателей на более эффективные приводит к тому, что использование новых двигателей становится более массовым, и, как следствие, приводит к росту потребления угля, хотя затраты угля на выпуск одного и того же количества продукции падают. Эту формулу позже стали называть «парадоксом Джевонса». В 1865 году для Британии этот вопрос был очень актуальным. Многие в то время думали, что эффективные паровые двигатели — однозначное благо, потому что способствуют энергоэффективности и, как следствие, сохранению угля. Но все было скорее наоборот: эффективные паровые двигатели способствовали опустошению запасов угля.

Мы используем всё больше природных ресурсов, чем когда бы то ни было. Но при этом человек никогда не был настолько энергоэффективен, как сейчас. Это можно наблюдать в росте энергоэффективности транспорта, и в снижении количества энергии, необходимой для производства той или иной единицы продукции (при росте качества выпускаемого продукта).

Объяснить это просто. Снижение стоимости использования энергии в ведет к росту спроса. Соответственно, если за одно и то же количество топлива можно получить больше благ, агенты будут стремиться к максимизации этого блага. Если поездки на машине станут дешевле, вы будете чаще кататься на машине. Если за 100 кг угля вы произведете не тонну текстиля, а 2, вы захотите произвести 5 тонн текстиля, ведь это стало дешевле.

В 1980-х годах экономисты Даниэль Хаззум и Леонард Брукс вновь рассмотрели парадокс Джевонса применительно к использованию энергии в масштабах уже современного общества. В то время Брукс был главным экономистом агентства по атомной энергии Великобритании. Он заявил: попытки снизить потребление энергии за счет роста энергоэффективности ведут лишь к росту спроса на энергию в масштабах экономики в целом. В 1992 году экономист Гарри Саундерс назвал это утверэжение постулатом Хаззума-Брукса.

Саундерс отметил два важных момента. Первый: рост энергоэффективности делает использование энергии относительно более дешевым, поощряя рост энергопотребления. Второй: рост энергоэффективности ведет к ускоренному экономическому росту, который влечет за собой рост потребления энергии в масштабах экономики в целом.

То есть на микроуровне — улучшение энергоэффективности обычно ведет к снижению потребления энергии. Но на макроуровне более эффективная и относительно более дешевая энергия является причиной более быстрого экономического роста, который, в свою очередь, увеличивает потребление энергии в масштабах экономики в целом. Саундерс приходит к выводу: с учетом микро- и макроэкономического эффектов, технологический прогресс одновременно улучшает энергоэффективность и при этом имеет тенденцию увеличивать общее потребление энергии.

Возникает забавная ситуция: рост потребления энергии приводит к развитию более совершенных видов энергии. Хотите много зеленой энергетики? Не стоит бороться со спросом на энергию в целом.